Год багульника. Кровавая луна - Страница 7

— Вот взять, например, Гастара — думаешь, чего он ходит злой, как свора голодных сулунгов? Не дай мне моего авлахара, я бы тоже психовал!

— Ты это о чем? — удивился Сигарт. — Он ведь вроде ходил к Озеру — твои ж слова!

— А, я забыл — ты ж, как обычно, ничего не знаешь! Да ходить-то он ходил, вот только, что он там увидел, непонятно. Говорят, когда он вышел с острова Душ, его аж трясло от злости — пару росх-хэуров до сих пор со шрамами на рожах ходят: видать, под горячую руку попались.

— Так, а что же там случилось? Вроде ж все ясно — пришел, увидел, пошел дальше…

— Говорю ж тебе, не знаю! Может, увидел не того, кого надо, а может, вообще ничего не увидел — бывает и такое. Короче, души ему до сих пор не хватает.

Сигарт задумался.

— Ну надо же, — протянул он, — новый Хэур-Тал и вдруг даже не фринн…

— Вот и я о том же, — мрачно проронил Барет. — Даже и не ясно, как он теперь-то будет с Моррогом силами меряться… Может, думает еще успеть с авлахией до Кровавой луны? В общем, по сравнению с Гастаром тебе еще повезло!

— Да уж, повезло — так повезло, — вздохнул Сигарт.

Барет грубо потрепал его по плечу.

— Да ладно тебе! Ты что, все грустишь по своей блондинке? Брось ты это гиблое дело — я тебе говорю! И так было ясно, что она долго не протянет — чахлая, что птенец-выпадыш!

Сигарт сбросил его руку и резко отвернулся. Барет махнул рукой.

— Эээ, да что уж там говорить!.. Все равно, что ни делается, все к лучшему — вот, что я думаю!

Он сделал задумчивое лицо, затем оживился.

— А тебе киснуть негоже! Я на днях попробую испросить для тебя пропуск к хэурит — страшненькие, конечно, зато есть хоть за что подержаться.

Он закатился похабным хохотом. Сигарт решительным жестом накинул куртку.

— Ты прости, мне там надо поговорить на складе по поводу оружия, — сказал он, давая понять, что разговор окончен. — Сам понимаешь…

— Да уж, понимаю, понимаю, — ехидно усмехнулся Барет. — А по поводу хэурит ты, все ж таки подумай — я сообщу, если что-то выгорит.

— Я подумаю, — холодно отозвался Сигарт и вышел на улицу.

Прямо перед ним вдруг прошмыгнуло что-то серое, отдаленно похожее на хэура, только поменьше. Сигарт даже не разглядел его лица — успел лишь заметить, что ростом он намного ниже воинов из его стаи, да и худее вполовину. «Наверное, рысь-подросток, — подумал он. — Интересно послушать, о чем старшие говорят, вот и вертится у бараков, пока по шее не получит». Поднявшееся было раздражение остыло, Сигарт улыбнулся. Он ведь и сам когда-то был таким же — малым и любопытным; сколько тумаков за это получал!..

Все еще улыбаясь, он зашагал к складам, однако его хорошее настроение вскоре пропало. Не успел он пройти и двух десятков шагов, как ему довелось стать свидетелем неприятной картины. Мимо бараков размашистой поступью шагал крупный хэур, в его руке были зажаты три кожаных поводка, на конце каждого из них было по рысенку. Размером с енота, они были пушистыми и слегка несуразными. «Этим летом, наверное, родились, — подумал Сигарт. — Теперь ведут в барак для молодняка, учить будут…». Однако сами рысята, похоже, были не в восторге от такой перспективы — они мяукали, упирались толстыми лапками, тянули назад, пытаясь снять через голову душащие ошейники так, что те налазили им едва ли не на уши. «И куда таких от мамки забирать, слабенькие же еще совсем», — продолжал рассуждать Сигарт, глядя на несчастных зверьков. Сам он почти ничего не помнил из своего детства — осознанность пришла к нему лишь с умением принимать второе обличье, но вид этих рысят отозвался в душе странным ощущением почти физической боли. Наверное ж, и его когда-то вот так тащили… Все существо Сигарта наполнилось невыносимой жалостью к этим малышам — они выглядели такими напуганными! Особенно настойчиво сопротивлялся один из рысят, серый, с черными пятнышками на спине. Он злобно фырчал, взрывал лапами землю, но идти отказывался. Неожиданно для себя самого Сигарт проникся симпатией к упрямому детенышу. Тем временем ведущего его хэура это непослушание, похоже, начало раздражать. Он с силой подтянул к себе буяна и зло пнул сапогом в живот.

— Иди давай, не кобенься!

Малыш взвизгнул от боли, отлетел в сторону, насколько позволял кожаный шнурок, но снова вскочил и заартачился пуще прежнего. Наконец, ему удалось свершить задуманное — ошейник скользнул по серой шерсти и слетел. Почувствовав свободу, рысенок со всех ног кинулся наутек, точно оживший меховой шар. Сердце Сигарта радостно заколотилось — он всей душой болел за беглеца, хотя и понимал, что далеко тому не уйти. Хэур с поводками выругался, привязал оставшихся двух детенышей к перилам барака и бросился догонять непокорного. Вздохнув, Сигарт пошел дальше, провожаемый четырьмя круглыми от ужаса глазами.

***

Несколько дней от Барета не было ни слуху ни духу — возможно, дело с хэурит оказалось не таким уж и простым. Сигарт и забыл о его обещании, как он, наконец, появился. Правда, на этот раз совсем с другими новостями.

Было раннее утро выходного дня — каждое новолуние хэурам причитался день отдыха. Сигарт спал, распластавшись на животе и накрывшись рукой от света, падающего из окна. Неожиданно дверь с грохотом распахнулась, и на пороге появился Барет. Сигарт, не просыпаясь, перевернулся и прикрылся рукой еще больше.

— Эй, Окунище, вставай! — возгласил росх-хэур, рывком сдергивая с него жилет, выполнявший роль одеяла.

Сигарт недовольно потянулся.

— В чем дело?

Барет ухватил его обеими руками за плечи и поднял с пола, точно котенка.

— Вставай, говорю, а то все пропустишь! Сегодня, между прочим, самый важный день в твоей жизни!