— Йонсаволь! — сквозь слезы радостно закричал Иштан. — Ты свободна! Слава Эллар!..
Однако радость на его лице сменилась недоумением. Серебристый туман мягко качнулся, и перед эльфами повисла серебристая, точно сотканная из света фигура — но она была только ОДНА! Ничего не понимая, молодой веллар растерянно смотрел, как она тихо покачивается в воздухе.
— Моави, уходи!.. — растерянно крикнул он, но ничего не произошло.
Он повернулся, вопросительно взглядывая на краантль: тот стоял, не шевелясь; на его лице застыло странное выражение.
— Кравой! — закричал Иштан, пытаясь вырвать его из этой неподвижности. — Что же это?!
Солнечный эльф, не отвечая, медленно перевел взгляд на восточную часть неба: до появления солнца было еще около четверти часа. Он стоял, впившись глазами в горизонт, затем пробормотал, будто говоря сам с собой:
— Слишком рано… — Иштан с удивлением уловил горькую улыбку на его губах: — Ты все-таки перехетрила меня…
Он оторвался от серого небосклона, возвращая взгляд к эллари.
— Это бесполезно, Иштан — мое виденье бессильно их разъединить: кейна порой оказывается сильнее смерти, а луна — сильнее солнца.
— Но белые ладьи не примут их! — вскричал веллар. — Их ведь двое, а место на Островах-без-Времени есть лишь для одного! — его глаза наполнились слезами — он готов был рыдать от собственного бессилия. — Если бы я только мог отдать свою душу вместо Сигарта, если бы я мог помочь Моави!
— Боюсь, богиня не примет твою жертву, — сочувственно сказал краантль — его голос был на удивление ровным. — Для нее ты еще слишком юн…
Иштан закрыл лицо руками, не в силах сдерживать слезы.
— Бедная Моав! — в ужасе прошептал он. — Неужели она так и останется с ним?!!
— Останется, — так же спокойно подтвердил Кравой. — Только не здесь, а на Островах-без-Времени.
Его ясный голос заставил Иштана отвести руки; синие, как у сестры, глаза были все в слезах, в них отражалось недоумение. Лицо Кравоя осветилось улыбкой.
— Не плачь, Иштан, твои слезы — роса перед рассветом! Думаю, великая богиня будет не против, если какой-то хэур поплывет на острова вместо какого-то солнечного эльфа. Надеюсь, она уже простила меня…
Иштан изумленно уставился на него.
— Ты… ты готов пожертвовать своим бессмертием ради Моав?!.. — все еще не веря своим ушам, прошептал он.
Кравой неожиданно вздрогнул.
— Я бы пожертвовал ради нее гораздо б?ольшим… — опустив глаза, тихо сказал он и снова встрепенулся. — Но не будем медлить! У нас не так много времени: души — субстанции слишком хрупкие…
Развернувшись к висящей в воздухе фигуре, он проговорил какое-то заклинание — между ним и призраком одна за одной начали протягиваться серебристые нити. В мгновение ока они опутали тело краантль с ног до головы, но это длилось недолго: нити погасли и исчезли так же неожиданно, как и появились. Освобожденный, жрец солнца медленно поднял взгляд на висящую перед ним фигуру.
— Поспеши, Йонсаволь — белые ладьи уже ждут вас… И да благословит вас богиня!
Он сложил ладони в знаке благословения. Фигура мгновение помедлила и стала растворяться в воздухе; сверкающий дым становился все более прозрачным, и вскоре у кромки воды остались только двое эльфов.
— Теперь сестрица задаст тебе жару и после смерти, — сказал Кравой, улыбаясь, и обнял Иштана одной рукой за плечи. — Передашь ей привет от непутевого сына Краана?..
Со стороны гор к берегу тянулись уцелевшие остатки хэурских и эльфийских отрядов; торжествующе-яркая полоса на востоке предвещала солнце нового дня.
Эпилог
После яркого солнца глаза Кравоя не сразу привыкли к полумраку храма. Увидев Хегу, он учтиво преклонил колено.
— Тебе угодно было видеть меня, Хранительница жизни — я явился так скоро, как только смог.
Сильфа осмотрела его с ног до головы и улыбнулась.
— Благодарю, что отозвался на мою просьбу. Я приношу тебе поздравления с победой в Великой битве, и мое искреннее сочувствие, ибо я знаю, что она обернулась крушением твоего сердца. Прими мои слова с открытой душой, ибо в них нет ничего недостойного для воина.
Не зная, что ответить, Кравой удивленно смотрел на нее — неужели она для этого вызвала его в Мермин?! Поняв его мысли, Хега снова улыбнулась.
— Ты не спрашиваешь, откуда я знаю о твоих чувствах…
Солнечный эльф потупил взор — он не мог понять, к чему этот разговор.
— Мне поведала о них избранная дочь луны, Моав Синтарэль, — спокойно пояснила Хега.
Вздрогнув, Кравой весь напрягся — слишком свежа была рана в его душе! Хега продолжила:
— Она была здесь незадолго до своей смерти; поистине счастлив тот, кому довелось испытать ее любовь, ибо сердце ее было чисто, как слеза. Но свет его был ярким вдвойне, когда она вошла под эти своды, ибо его озаряло сияние новой жизни.
Едва поняв значение ее слов, краантль просиял, однако его радость сменилась страданием: страшная истина обрушилась на него, как лавина! Его лицо смертельно побледнело, комок встал в горле, мешая вдохнуть. Он не мог поверить… Несколько мгновений он стоял, не в силах сказать ни слова, мысли метались в его голосе.
— Видно, моя судьба и впрямь проклята, — сдавлено выговорил он, наконец. — Эллар послала нам надежду, а я не смог ее уберечь!..
Он умолк, раздавленный горем, но Хега улыбнулась ему.
— Ты — нет, но нашелся тот, кто смог это сделать. Велика любовь матери к своему ребенку, и многое под силу ей…
Что-то дрогнуло в лице Кравоя, он медленно поднял взгляд на Хранительницу. Она подняла руку, указывая куда-то: лишь теперь жрец солнца заметил, что в глубине храма, отдельно от других кроваток, стоит маленькая, свитая из зеленых ветвей, колыбель. С колотящимся сердцем он сделал несколько неверных шагов, затем замер, взглянул на Хегу… Та ободряюще улыбнулась. Переведя дыхание, Кравой подошел к колыбели, опустился на колени рядом с ней и заглянул внутрь: прямо на него удивленно смотрели еще не совсем проснувшиеся глазенки — синие, как воды Ин-Ириля.